- Ты действительно из племени Зогар, что на озере Чад? - спросила старуха,
когда ее спутник вступил в полосу лунного света.
Не отвечая, он откинул ткань, скрывавшую его лицо и грудь, и перед старухой
открылись могучие мускулы под темной бронзовой кожей родившегося в Африке
араба. Открылся и священный знак на лбу, даваемый только особенно важным
посланцам. Он успокоил подозрительность старческих дум.
- Ну, хорошо, - бормотала старуха, - я знаю, что людям из племени Зогар
можно верить. Это не то, что наши занзибарские молодцы. Их бы уж я не повела
в покои принцессы Зары. Что для них дочь великого бея? Товар, каким они
нагружают свои суда для отправки в Константинополь. Но ты показал мне
амулет, который заставил биться мое старческое сердце. Ведь я тоже с озера
Чад. Да и червонцы твои звончей и полновесней наших, сплошь опиленных
иерусалимскими ростовщиками.
Ее спутник не отвечал ни слова, был бледен и, казалось, напряженно думал о
чем-то. Они осторожно крались вдоль стены по мощенному белыми плитами двору
занзибарского дворца. Где-то совсем около них, невидимый, глухо клокотал
океан, и неподвижный воздух тропической ночи был напоен его свежим дыханием.
Лунный свет серебряными полосами ложился на влаге черных бассейнов и
отсвечивался в каплях, застывших на розовом мраморе ступеней. Звезды
наклонялись близко-близко, и были лживы и уверенны, как очи девушки, которая
согрешила и хочет скрыть свой позор. Зачем в этот мир роскоши и греха пришел
обитатель широких равнин и зеленых дебрей, воин стройный, в ожерельи из
львиных зубов?
Давно спутаны страницы в книге судеб, и никто не знает, какими удивительными
путями придет он к своей гибели.
Вот перед путниками зачернели арка и маленькая дверь, ведущая в девичью
половину гарема. Два условные удара бронзовым молотком, сверкающие зрачки
молодой негритянки, и они вошли. Было тускло, красноватое пламя светильника,
но и оно позволяло разглядеть сказочное богатство персидских ковров,
украсивших стены и пол, сидения сандалового дерева с инкрустациями слоновой
кости, небрежно брошенные музыкальные инструменты и фразы святого Корана,
зеленой эмалью начертанные на золотых щитах.
Неподвижный и легкий стоял аромат мускуса, индийских духов и юного девичьего
тела. Принцесса Зара, вся закутанная в шелка, сидела на низкой и широкой
тахте. Казалось, не для любви, а для чего-то высшего были созданы ее
неподвижные, точно из коралла вырезанные губы, слишком тонкий стан и
прекрасные глаза с их загадочно-печальным взглядом. На руках, обнаженных по
локоть, позванивали золотые чеканенные браслеты, и узкий обруч поддерживал
роскошную тяжесть темных кудрей. Статный пришелец понял, что он не ошибся,
придя сюда.
Склонившись, срывающимся от волнения голосом, он просил принцессу удалить
женщин, потому что только наедине он мог открыть ей свою великую тайну, от
дымных озер и опасных долин приведшую его в Занзибар.
Ничего не ответила Зара, но старуха заторопилась, увлекая за собой
невольницу.
- Не бойся ничего, дитя мое, - шептала она принцессе, - он не сделает тебе
дурного. Людям из племени Зогар можно верить.
И скрылась, подобострастная, с успокоительным подмигиванием и смешками, и,
как покорная собака, последовала за ней негритянка. Пришелец и Зара остались
одни.
- Кто ты? - спросила Зара так тихо, что можно было только догадаться о
красоте и звучности ее голоса, - кто ты и зачем ты пришел?
И, содрогнувшись, ответил ей высокий пришелец:
- Я из племени Зогар, с великого и священного озера Чад. Младший сын вождя,
я считался сильным среди сильных, отважным среди отважных. В ночных битвах я
не раз побеждал рыкающих златогривых львов, и свирепые пантеры, заслыша мои
шаги, прятались в глухих оврагах. Смуглые девы чужих племен не раз звонко
рыдали над трупами павших от моей руки. Но однажды военные барабаны
загрохотали над равниной, люди племени Зогар сошлись на холм, и великий
жрец, начертав на моем лбу священный знак посланника, указал мне путь к
тебе. По течению реки Шари я прошел в область Ниам-Ниам, где низкорослые
безобразные люди пожирают друг друга и молятся богу, живущему в черном
камне. Ядовитые туманы Укереве напоили мое тело огнем лихорадки, около Нгези
я выдержал бой с громадной змеею, люди Ньязи сорок дней гнались за мной по
пятам, пока, наконец, слева от меня не засверкали серебряные снега
Килима-Нджаро. И восемь раз полумесяц становился луной, прежде чем я пришел
в Занзибар.
Высокий пришелец перевел дыхание, и Зара молчала, только взглядом простым и
усталым спросила его:
- Зачем?
И он продолжал:
- ВернО Пророку племя Зогар, и милостив к нему Пророк. Дивным счастьем
одарил он его. В наших лесах живет Светлая Дева, любимейшее создание Аллаха,
радость и слава людей. По природе единственная и божественная, она не
умирает, но иногда оставляет свою прежнюю оболочку, является в другой среди
бедных человеческих селений, и тогда великий жрец указывает, где ее искать.
За ней отправляется славнейший из племени, открывает ей высокое назначение и
уводит в царство изумрудных степей и багряных закатов. Там живет она в
счастливом уединении. Только случайно можно увидеть ее. Но мы молимся ее
невидимой, как залогу высшего достоинства, которое праведные получают в
садах Аллаха. Потому что, если мужчины сильны и благочестивы, жены прекрасны
и верны, то только у непорочных девушек есть крылья широкие и белоснежные,
хотя и не замечаемые земным взором. Их голос - как лютня старинных поэтов,
их взоры прозрачны, как влага источника, в изгнании утолившего жажду
Пророка. Они выше гурий, выше ангелов, они как души в седьмом кругу райских
блаженств.
Снова замолчал пришелец, и не отвечала Зара, только взгляд ее стал загадочен
и непроницаем, как те звезды, что светили пришельцу в его пути. Но,
охваченный своей великой мыслью, ничего не заметил красивый араб, он
продолжал:
- Называющая себя принцессой Зарой, ныне великий жрец указал на тебя. Это
ты - Светлая Дева лесов, и я зову тебя к твоим владениям. Легконогий верблюд
царственной породы с шерстью шелковой и белой, как молоко, ждет нас,
нетерпеливый, привязанный к пальме. Как птицы, будем мы мчаться по лесам и
равнинам, в быстрых пирогах переплывать вспененные реки, пока перед нами не
засинеют священные воды озера Чад. На берегу его есть долина, запрещенная
для людей. Там рощи стройных пальм с широкими листами и спелыми оранжевыми
плодами теснятся вкруг серебряных ручьев, где запах ирисов и пьяного алоэ.
Там солнце, ласковое и нежное, не дышит зноем, и его сияние сливается с
прохладой ветров. Там пчелы темного золота садятся на розы, краснее, чем
мантии древних царей. Там все - и солнце, и розы, и ветер - говорят и
мечтают о тебе. Ты поселишься в красивом мраморном гроте, и резвые, как
кони, водопады, будут услаждать твои тихие взоры, золотой песок зацелует
твои стройные ноги, и ты будешь улыбаться причудливым раковинам. И когда на
закате к водопою придет стадо жирафов, ты погладишь шелка их
царственно-богатых шкур, и, ласкаясь, они заглянут в твои восхищенные глаза.
Так будешь ты жить, пока не наскучишь волшебствами счастия и не пожелаешь,
подобно вечернему солнцу, уйти для новых воплощений. Тогда снова на стук
барабанов сойдется могучее племя, и снова великий жрец укажет достойному,
где найти тебя, скрывшуюся под новой личиной. Не раз это было и не раз
повторится среди тысячелетий. Но теперь мы должны спешить. Уж опаловая луна
в своем неуклонном падении коснулась леса магнолий, скоро юное солнце
встанет над розовым океаном. Торопись, пока не проснулись слуги великого
бея. Звонкие червонцы скуют уста старухи, а если нет, племя Зогар испытано в
искусстве владеть кинжалом.
Кончил пришелец и с надеждой протянул руки к Заре. Тихо и сонно было в
гареме, только за стеной рокотал океан, и печально кричала какая-то
неизвестная, но тревожная птица. Медленная, гибкая, как лилия, встала
принцесса Зара и устремила на араба свой загадочный взор. Тихие и странные
зашелестели ее слова:
- Ты хорошо говорил, пришелец, но я не знаю того, о чем ты говорил. Если же
я нравлюсь тебе и ты хочешь меня ласкать, я охотно подчинюсь твоим желаниям.
Ты красивее того европейца, что недавно тоже ценой золота проникал сюда в
гарем. Но он не говорил мне ничего, он только улыбался и обнимал меня, как
хотел. Купленной рабыней стояла я перед ним, но мне была сладка горечь его
ласк, и я плакала, когда он уехал. Теперь передо мною ты: если хочешь, я
буду твоей.
И, полуоткрыв на груди шелковую ткань и полузакрыв глаза, она ждала.
Безумным от муки взором смотрел на нее высокий пришелец. Так вот она,
Светлая Дева Лесов, которой он молился всю жизнь, которой молились его отцы
и деды, Вот она, униженная и не осознающая своего позора, с грешной улыбкой
на нежных устах! Красные молнии мысли сплетались в его мозгу, кто-то
чудовищный и торжествующий уродливой ногой наступил ему прямо на сердце.
Широкие равнины, дни веселых охот, радости славы, - что все это перед
нечеловеческой болью, обуявшей его душу?! Случайно нащупанный острый кинжал.
Верный и твердый удар в грудь. И, пошатнувшись, упал сильный воин лицом
вниз, вздрагивая и обагряя горячей кровью дорогие персидские ковры.
Неподвижно, еще не в силах сообразить происшедшее, стояла гибкая Зара,
прислонясь к узорчатой стене. Гордая своей красотой, она хотела только
испытать, останется ли ее прелесть необоримой и в унижении, она не поняла, к
чему ее звали. И в ее душе уже шевелилось сожаление, зачем, подчиняясь
опасному девичьему капризу, она солгала и обманула пришельца, звавшего ее к
возможному и ослепительному счастью.
А на самом рассвете свирепая гиена растерзала привязанного к пальме
белоснежного верблюда.
