Не так давно в весьма почтенном возрасте - далеко за девяносто - скончался старожил небольшого донского хутора Красная Звезда Иван Васильевич Письменский. Об удивительной истории любви деда Ивана односельчане уже сейчас рассказывают легенды.



***

Цветы


Родился Иван Васильевич в ну очень многодетной семье: мать с отцом воспитывали семнадцать сыновей и дочерей. Однако первая мировая и предреволюционное лихолетье изрядно проредили род Письменских. От голода и болезней погибли десять ребятишек, умерли родители. Оставшихся сирот разобрали по дворам сердобольные родственники.

Маленький Ваня с двумя братишками попал к дяде. А поскольку новая семья не могла похвастаться достатком, пацаненка сразу определили в батраки к зажиточным соседям. Там-то и присмотрел себе Иван Васильевич будущую супругу. Вообще-то, поначалу мальчишке вскружили голову сразу две хозяйские дочки - Лукерья и Евдокия. Сделать выбор между ними для несмышленого мальца оказалось не просто. В конце концов, Ваня решил подарить своим избранницам цветы и понаблюдать за реакцией сестер. Не мудрствуя лукаво, батрачок оборвал все хозяйские клумбы, разложил пахучие охапки вокруг крыльца...

Первой во двор вышла Евдокия. Ахнула, всплеснула ручками. А заприметив крутившегося неподалеку молодого работника со счастливой улыбкой на пол-лица, тут же обо всем догадалась. Кликнула сестру:

- Глянь-ка, Луня, нечистенок-то наш Ванька все цветы у батюшки повырывал!

Но столько в этом "нечистенке" прозвучало нежности и ласки, что влюбленный батрак так и растаял. А уж когда Лушка принялась сварливо бранить его за испорченные клумбы, Иван понял: свататься ему нужно именно к Евдокии.

Дядя поначалу только посмеивался над желанием наивного племяша породниться с зажиточным семейством. Однако упрямый сирота настойчиво гнул свою линию и к семнадцати годкам уломал-таки опекуна. Да и время пошло такое: где-то вдали от затерянного в необъятных донских степях хуторка прогремела странная какая-то революция, вокруг бушевала непонятная селянам гражданская война, рушились былые устои. Вот и понадеялся дядя на перемены...



***

Быки


К хозяйскому подворью пожаловали сваты. Евдокию дома не застали. А будущий тесть Ивана, выслушав сбивчивые объяснения мнущих шапки гостей, хмыкнул:

- Нет Дуняшки - так сватайтесь к Лушке, все равно ведь ничего путного из этой затеи не выйдет. Ни ту, ни другую вы не получите.

Отец невест поставил жесткое условие: революция революцией, война войной, но зять все равно должен прийти в его семью не с пустыми руками.

- А у вас-то, у голытьбы бесштаной, небось, и нет ничего за душой? - усмехнулся он вслед незадачливым сватам.

Вернулись ни с чем. Расстроенный Ванька ушел из хутора. Забрел с досады далеко в степь, где недавно не то белые в очередной раз бежали от красных, не то красные - от белых. Думал, настигнет чья-нибудь шальная пуля, свалит - и конец всем бедам. Не настигла, не свалила...

Тогда Иван упал в высокую траву сам, заревел в голос. И кто-то вдруг отозвался вдалеке глухим, протяжным мычанием. Несчастный батрак подскочил, как ужаленный. И обомлел. Две пары быков выглядывали из травы. Молодых, здоровых, сильных. Ничейных! Судя по всему, медлительную тягловую скотину, не поспевающую за кавалерией, бросили отступающие войска. А вот Иван своего счастья упускать не собирался. Обнаруженное под хутором небольшое стадо он погнал домой.

- Дядька, отворяй ворота, принимай животину!

Радостный крик племянника переполошил весь дом. Благодаря быкам семья бедняков сразу выбилась если и не в богатеи, то уж в крепенькие деревенские середнячки - это точно. Второй визит сватов завершился удачно: батрак Ваня привел тестю двух быков и взял в жены Евдокию.



***

Паня


Жили с молодой женой душа в душу. Любовь, дети, крепкая, на зависть соседям, семья - все как положено. Война - и та не принесла беды. В Ростове перед самой отправкой на фронт незнакомая знахарка подошла вдруг к Ивану Васильевичу и вручила пригожему солдату заговоренный оберег.

- Носи это на шее, служивый, - напутствовала она, - никогда не снимай - и ни пуля, ни осколок тебя не возьмут. Живым и невредимым вернешься к жене и ребятишкам.

Так и случилось. Деду Ивану неоднократно доводилось бывать на передовой, дошел бывший батрак до самого Берлина, но домой вернулся без единой царапины. Да только, видно, за ведьмовскую защиту все же рано или поздно приходится расплачиваться. Возвратившись с фронта, Иван Васильевич надолго потерял покой и сон. Заговор знахарки надежно оберегал его от пуль, но не от стрел Амура: влюбился фронтовик, и влюбился не на шутку.

Вторую свою любовь - Прасковью - дед Иван встретил в родном хуторе. "Моя Паня" - так он ласково называл приезжую молодуху, поселившуюся на другом краю улицы.

- Еду я на колхозной полуторке, - делился дед Иван при жизни сокровенными воспоминаниями, - а она, Паня милая, словно впереди парит. Я баранку-то кручу, а сам разговариваю с ней. И, будто, она меня слышит и отвечает тоже. Вот и беседуем всю дорогу. Такая у нас любовь была...



***

Соперницы


Новое чувство оказалось страстным, неудержимым, неподвластным разуму. Однако семьи и детей Иван Васильевич не бросал, а к законной супруге по-прежнему относился с самыми теплыми и нежными чувствами. Тихую и скромную Евдокию дед Иван уважал, как лучшего друга, помощника и советчика во всех делах. Да и былая любовь батрачка с охапками хозяйских цветов тоже не желала угасать. Так и разрывался дед Иван меж двумя домами.

Удивительно, но Прасковья и Евдокия между собой ладили - худо-бедно, конечно, настолько, насколько вообще могут ладить две соперницы. Но, по крайней мере, скандалов женщины не устраивали, глаз друг другу не выцарапывали, волос не выдирали. Обе вели себя пристойно, мудро и лишнего повода для сплетен не давали. Лишь иногда Евдокия, взгрустнув, бывало, посетует:

- Эх, Пашка, что же ты делаешь-то со мной?

Прасковья виновато опускала глаза:

- Не могу иначе, Дуняша, люблю я Ваньку твоего - жуть.

У Ивана тоже иначе не получалось. Высказывал иногда и жене, и детям накипевшее:

- Не сердитесь вы на меня, родимые. Не под силу мне совладать с собой, как вижу я Паню. Но и с вами разлуки не переживу.

Дети недовольно хмурились. Супруга - добрая душа - вздыхала, понимала, прощала... Быть может, от того Иван и любил ее еще пуще прежнего.



***

Сон


Время шло. В пятьдесят два года Евдокия умерла. Овдовевший дед Иван схоронил супругу. Тосковал долго, безутешно, чувствовал себя виноватым перед покойницей. Прасковья тоже искренне жалела соперницу. Но срок, отмеренный для человеческих печалей, не бесконечен, и ничто, казалось, больше не мешало долгожданному союзу. Однако Иван Васильевич неожиданно обратился к детям:

- Повинен я перед матерью и вами, а потому не могу без вашего согласия жениться на Пане.

Дети согласия не дали. И дед Иван волком выл ночь напролет в дальней лесополосе. Вернулся сам не свой. А когда умерла Прасковья, и вовсе затосковал.

Обеспокоенная родня решила отвлечь вдовца от мрачных мыслей. Способ для этого выбрали самый решительный и действенный: женить деда Ивана.

Кандидатуры невест подбирали тщательно, обсуждали всей семьей. Но Иван Васильевич лишь грустно качал головой:

- Какая может быть любовь после Дунюшки и Панечки?

Оказалось, может...

Дело решил сон. Однажды под утро деду Ивану привиделось, как наяву: входит во двор женщина в окружении всех его детей и внуков, протягивает корзину, угощает сливами. А сливы сочные, сладкие - никогда таких не едал...

А улыбающееся лицо женщины вроде как знакомое... Катерины из соседнего села лицо!

"Негоже противиться знаку свыше", - решил дед Иван. И объявил родным свою волю:

- Коли хотите меня женить - сватайте бабу Катю.

Дети и внуки схватились за головы. Катерина - женщина завидная, не утратившая с возрастом былой красоты, добрая и хозяйственная. Но уж больно боязно было с ней связываться: с полдюжины мужей похоронила баба Катя. А ну как и следующему ее спутнику жизни уготована та же участь?

Однако дед Иван твердо стоял на своем:

- Или Катерина, или никто!

Пришлось соглашаться.



***

Завет


Вопреки опасениям родных, дед Иван счастливо прожил с бабой Катей два десятка лет. Иван Васильевич души не чаял в новой избраннице. Но судьба распорядилась так, что схоронил он и третью свою любовь.

Уже на самом закате была четвертая: доживать свой век дед Иван решил с бабой Лушей - той самой Лукерьей, которая в молодости строго отчитала его за разорение батюшкиных клумб. Лукерья согласилась. Жили спокойно - по-стариковски, вспоминая былое. Но через несколько лет и баба Луша отошла в мир иной.

Вновь оставшись один, хуторской долгожитель часто рассуждал вслух перед внуками:

- Запомните главное: женщины - все одинаковы. И чем искать самую-самую на стороне, лучше уж век вековать с одной-единственной, богом даденной. Только тогда и будете счастливы.

На похоронах деда Ивана рыдал весь хутор.