Братья-лекссиане!
То, что я хочу предложить вашему
вниманию, возникло на основе
песни, написанной мною несколько
лет назад под впечатлением от
собственного сновидения.
В реальной жизни я спела эту
песню - "Балладу о Воине" - всего
лишь раз: во время одного из своих
последних живых выступлений...
Прошу не расценивать это как
попытку "подмять под себя" шедевр,
которым является "Бригадум",
поскольку действие моего
гипотетического эпизода происходит
в тот краткий миг, когда
Мёртвый Герой стоит на сцене
с закрытыми глазами. До и после
этого момента - ход спектакля
НЕИЗМЕНЕН.
Пророчица напряжённо всматривалась в пространство и время, пытаясь разобраться в своих предчувствиях. То, что она ощущала, внушало ужас и - одновременно - вселяло надежду. Остановка времени? Попытка вмешаться в судьбы двух вселенных?! О, если
бы это оказалось возможным!.. Тогда время пошло бы по другому кругу. И она, наконец-то, смогла бы умереть, уступив своё место новой - молодой и более могущественной Пророчице...
А в это время Кай, последний оставшийся в живых Бруннен-Джи, умирал от руки Его Тени. И хотя сейчас это был всего лишь спектакль, в котором он играл самого себя - легче
от этого не становилось. "Сколько раз он уже умирал? Сколько раз ему еще предстоит умереть? Неужели нельзя ничего изменить?" - думала Лина, еще не осознавая оскала -
полудикого выражения, которое всегда появлялось на её лице, когда беспомощность сменялась решимостью. Привычным движением она сжала запястье правой руки, словно проверяя свою готовность нанести удар... - и тёмным потоком фантомной боли, который
представляла собой её душа, устремилась сквозь реальность. К человеку, чьё имя звучало в её устах горестным выдохом...
Мерно печатая шаг, угрюмые служители Его Тени вынесли на сцену мёртвого Кая и поставили его на ноги - неподвижного и безвольного, как манекен. Глаза его были закрыты,
а руки скрещены - то ли в последнем жесте самозащиты, то ли в первом жесте покорности...
Внезапно его траурная фигура утратила чёткость очертаний, подернувшись колеблющимся сумрачным туманом. И в этом тумане, словно отделившись от мёртвого Бруннен-Джи, возник еще один силуэт, на беглый взгляд казавшийся слегка уменьшенной
копией первого. Но когда призрачный занавес рассеялся, стало видно, что вторая фигура - не двойник. Это была длинноволосая девушка с росчерком шрама на щеке. Она стремительно огляделась, на долю секунды задержав взгляд на мертвенно-непроницаемом
лице Кая. Затем отыскала глазами Церемониймейстера, который, видимо, не был удивлен её странным появлением. "Я хочу спеть, - сказала она, - это же только спектакль! Вы не можете мне запретить." На лице Церемониймейстера, сквозь грим, проступила краска, свидетельствующая о его волнении. "Пой, Лина! - воскликнул он, воздев руки, в одной из которых держал свой жезл. - Пой. Может быть сейчас, в глубине агонизирующей вселенной, твоя песня изменит судьбу Кая. И с нею вместе - историю мира, измученного Божественным Порядком. Тогда ты станешь новой Пророчицей Времени - чтобы из цикла в цикл предрекать Каю не только победу, но и жизнь!"
И она запела. А на огромном экране, поднимавшемся за сценой, с неоспоримой ясностью действительности развернулись события её песни. Сначала всё шло хорошо. После победы над Его Тенью, чудом уцелевший Кай возвратился на родную планету - истерзанную, но спасённую - к соотечественникам, ради сохранения жизни которых погиб его маленький отряд и готов был погибнуть он сам. Но потом песня вышла из-под контроля, будто превратившись в самостоятельное существо - неосязаемое, но страшное, предвещающее Каю участь еще более трагическую, чем смерть от вражеской руки: смерть от рук тех, кого он считал своими друзьями...
Ты живой (и, к счастью, не один).
И теперь всё будет, как всегда.
К свету из обугленных руин
Робко выползают города.
Только ты прекрасно знаешь сам,
Что забыть не сможешь и слегка,
Как земля взлетала к небесам,
Жаром обдавая облака.
Станет больно сжатым кулакам,
Если вдруг припомнится в тиши,
Как оружье, прикипев к рукам,
Стало частью тела и души;
С грохотом проваливался день
В мёртвую дымящуюся ночь...
Память навсегда попала в тень,
И ничто не сможет ей помочь.
Пусть никто тебя не наградил,
Не вознёс и не позвал на пир:
Кончен бой. И ты в нём победил,
Вынес из огня спасённый мир.
Но снарядом в сердце тишины
Взорвалось и отдалось в груди:
"Воины здесь больше не нужны.
Сдай оружье! Сдай - и уходи!"
Нервы натянулись, как струна;
Гнев - ни проглотить, ни продышать.
"Ну, а если, вдруг, опять война,
Кто всё это будет защищать?"
Ты забыл (а может быть - не знал),
Как свои безжалостны порой...:
Кто-то что-то тихо приказал, -
Выстрел в спину, - и прощай, герой!
...А весна не знает ничего:
К солнцу пробивается трава, -
Ей совсем не важно, кто кого.
И она, по-своему, права...
...На земле всё, снова, как всегда:
В полночь - звёзды, в полдень - облака.
Из развалин встали города -
Встали - и живут себе... пока.
Наконец, Лина окончила петь. Вернее, песня отпустила её. Она впилась ногтями в голову и, провожаемая скорбным поклоном Церемониймейстера, с хриплым стоном раненного волка отступила на шаг - к безжизненному Каю. Заклубившись мрачным туманом, две фигуры вновь слились воедино... Резко, как от боли, мёртвый Бруннен-Джи открыл глаза...
...Время возобновило ход по своему обычному кругу...
...Над гибнущей вселенной пронёсся тяжкий вздох древней Пророчицы...
