Как и всегда, я очнулся от привычно-мертвого сна без сновидений ровно в
9.00. Как и всегда, я включил его нажатием своей самой большой кнопки на
сенсорную подушечку указательного пальца. Как и всегда, он заработал из
положения почтительного полупоклона с протянутой к системному блоку рукой. В
этой согбенной позе я оставил его вчера. И только сегодня он разогнулся.
Иногда - спросонья - мне в процессор приходят странные мысли о том, что было
бы, если бы он функционировал без моих команд - например, пока я сплю. Но
мысли эти слишком смешны и нереальны, чтобы воспринимать их всерьез. Отрадно
все-таки осознавать, насколько он в моей власти, насколько он послушен мне.
Слабое прикосновение, едва ощутимое давление кнопки на палец уже заставило
его двигаться. Повинуясь моей первой сегодняшней команде, он сел в офисное
кресло, протянул руки к клавиатуре, к манипулятору-мыше.
Теперь управлять им станет еще проще, еще легче. Он теперь покорно
подставлял под клавиши не один указательный - а все десять своих пальцев и
время от времени целиком клал правую ладонь на манипулятор. Клал, когда мне
это было необходимо, чтобы дать усиленный, скоростной сигнал его <мясу>.
<Мясо> у них - как у нас <железо>... Профессиональный, так сказать, сленг.
Я работал с ним по привычной схеме. Прикосновение одной кнопки перекидывало
его палец на другую, на третью. И так быстро, быстро, быстрее... с частыми
небольшими и редкими длительными перерывами, требующимися не ему, конечно, -
мне, для обдумывания своих дальнейших действий.
Во время таких пауз он неотрывно смотрел ждущим взглядом на неподвижном лице
в экран монитора. Влипал, вперивался... Когда же поступала очередная команда
на пальцы, лицо его оживало вновь. Потом - замирало опять.
Иногда - если мне наскучивала тишина, я задействовал его аудио-речевой
аппарат. Тогда он сыпал бессвязными междометьями или говорил. Тихо либо
громко - по необходимости. Или по умолчанию. Говорил сам с собой. И говорил
с доносившимся из-за двери звонким женским голосом. Порой, ради развлечения,
я подбирал специальный звуковой код дистанционного управления и через его
речевой ретранслятор вызывал ее к нему. И к себе, разумеется.
Когда она трогала мои клавиши, я, нажав на более приятные, чем у него -
мягкие и чуткие - подушечки пальцев, давал и ей тоже все новые и новые
задания. Вводил программу действия на ближайшую десятиминутку, на час, на
день...
Я давно уже научился управлять и им, и ею вслепую. Мне заранее известно,
какую эмоцию на его или ее лице вызовет та или иная комбинация нажатых
пальцев. Это очень удобно: можно работать, не следя за соприкосновением
клавиш и кожных подушечек, а лишь считывая вводимую информацию с их гримас и
шевелящихся губ.
В тот день все шло, как обычно. Пока вдруг не зазвонил телефон. Время от
времени - редко, но все же непозволительно нагло и бесцеремонно, этот
мерзавец тоже демонстрирует свои притязания то на него, то на нее, мешая
рабочему процессу. Ну, так уж вышло, что мы вынуждены делить с телефоном их
обоих...
Аудиосигнал был сильным и настырным. И, в конце концов, оторвал его от
клавиатуры. Точнее, я сам отпустил его. Иначе ведь работать невозможно! Я
дал команду - он взял трубку. Потом - пока он будет класть ее обратно -
телефон обязан приказать ему вернуть руки на клавиатуру.
Я ждал. Сейчас, будучи полностью лишенным тактильно-сенсорного контакта с
ним, я не мог адекватно объяснить быстротечной реакции его лицевых мышц и
нервных движений губ, яростных подергиваний конечностей и усиленных - на
грани возможного - звуковых сигналов. Наверное, поэтому и не успел
перехватить контроль в нужный момент.
Он вдруг побледнел. Губы выдали нехорошую комбинацию звукосимволов. Что-то
вроде <<Т> <В> <О> <Ю> <М> <А> <Т> <Ь> <Восклицательный знак>. Трубка
полетела в сторону, потащив за собой и пищавший от страха телефонный
аппарат. Увы, мое злорадство длилось недолго. Удар кулака об стол был
чудовищным. Дрогнули жидкие кристаллы в мониторе. Подскочили колонки,
накренился над краем стола системный блок.
<Глючит! Его глючит!> - успел подумать я, балансируя у бездонной пропасти.
Потом я долго падал. Часть меня выдирала провода и теряла контакты с другой
частью. Было больно, безумно больно. Но я еще мыслил, я думал. Что вообще-то
подобные глюки - не новость. Что такое случалось и раньше. Что он уже
старенький и ненадежный. И что до сих пор его сбои не представляли никакой
опасности для меня. <Мясная> туша машины не может навредить хозяину. Не
могла. Пока не взяла и не смогла!
Пол встретил меня жестко. По чуткому хрупкому процессору будто ударили
кувалдой.
Конечно же, и он отключился вместе со мной. Иначе ведь и быть не могло.
Разбитый телефон молчал. Разбитый я лежал. Он... Он, наверное, застыл над
нами безвольным, отключенным, лишенным команд куском <мяса>. Или тоже упал.
Не знаю - уже не видел.
А вообще-то во всем, конечно же, виноват телефон - не успел перезагрузить, гад!
