(наш ответ Марьиванне Цветаевой)
Уважаемая Марьиванна! Терпеть не могу ваши стихи – честное пионерское. Ваши предменструальные вопли про судорги и гроб раздражают меня наравне с проповедничеством графа Льва Толстого (к вашей чести, он все-таки раздражает меня в более глобальных масштабах).
Фрейдистский подтекст моего неприятия вашей поэзии следующий: мы с вами, судя по всему, очень похожи. Только тот этап развития души, который запечатлен в вашей поэзии (всей, а не раннего периода!), я прошла лет в 17, и напоминания об этом не самом блестящем периоде моей жизни меня, ясен пень, очень бесят. Мировоззрение этого этапа можно выразить двумя словами: глупо и по-детски. Ну почему вас всю жизнь колбасило, как трудного подростка, Марьиванна? Что и кому вы доказывали? А главное – зачем? Ведь любому ежу и так понятно, что у вас глубоко своеобразный и богатый внутренний мир, и вы имеете право на свое оригинальное мировоззрение, и никто вас при этом не принимает такой замечательной и не похожей на других, какая вы есть. Чего орать-то об этом на каждом углу? Подростковый максимализм – великий двигатель поэзии, но не в такой же степени…
Рифмовали вы, Марьиванна, конечно, хорошо. И лексикон у вас богатый. И вопли ваши стихотворные весьма убедительны. Но тема, Бог ты мой… А тема у вас всю жизнь была одна и та же, какая – см. выше.
А теперь, наконец, о Кукушкине… ой блин!.. о Пушкине то есть. Знаете что? Пушкин в моей жизни никогда и ничего не значил. Лихо, да? И это вовсе не выражение детского нигилизма, столь характерного для 17-летней начитанной девочки. Мне уже 22, Марьиванна, я взрослый человек, склонный уважать авторитеты. И Пушкина я уважаю, но при этом – он ничего для меня не значит.
В детстве я, понятное дело, читала очень много его стихов. Нельзя сказать, чтобы они произвели на меня глубокое впечатление. Более того – я путаю его с другими классиками. Могу процитировать: «ну, мертвая, крикнул малюточка басом» - и заявить, что это – Пушкин. А если мне напомнят, что это Некрасов, я сделаю квадратные глаза, потом все-таки вспомню: ой, блин, точно!
Знаете, почему? А вот из-за таких, как вы. Из-за таких, которые, вспомнив одну пушкинскую строчку, произносят ее с интонацией, более приличествующей цитате из Евангелия, после чего начинают корчиться в конвульсиях и вопить: ге-ни-ально!!! Которые вопят: Пушкин вошел в мою жизнь, Пушкин – это наше все!!!
Что значит – наше все? Если вспомнить изречение целиком: Пушкин – это наше все в нравственном отношении. То есть это очень высоконравственно – сношаться со всем, что движется? Чего-чего, не следует смешивать личную жизнь поэта с его творчеством? Извиняюсь, а стихи свои гениальные он кому посвящал – не тем ли случайно, кого, мягко говоря, имел «с божьей помощью» (чур меня!)?
Короче, чушь собачья все это «наше все». И речь Достоевского – чушь собачья, и ваши эмоционально насыщенные эссе, и даже статьи горячо мною любимого Владислава Фелициановича (охотно представляю себе Пушкина в цилиндре и на треножнике – в роли пифии)… Чушь собачья – и это при том, что таких глупостей себе даже собаки не позволяют. Собаки вообще умный и интеллигентный народ, за исключением болонок.
Во что вы все превратили бедного Александра Сергеича, Марьиванна? Я теперь ни единой строчки его прочитать спокойно не могу – в ушах звучат вопли «ге-ни-ально!!!!». В детстве я любила Гете, Одоевского, Гофмана и Набокова – могу даже, опять же, поцитировать, причем прозу. Слабо при нашей девичьей памяти любимые сказки целыми абзацами воспроизводить? Ну что, убить меня теперь, что в этом списке Пушкина нет?
Пушкин не был ни феноменом, ни грандиозным явлением (в плане литературы – был, конечно, но зачем это в духовную и физическую жизнь переносить?). Пушкин был уродливым, но веселым человеком, безо всякого напряга писавшим гениальные стихи (а, дождались любимого эпитета наконец?). Но ничего серьезного он под этими стихами не разумел, он их писал «по приколу» (понятен вам современный слэнг?). Они давались ему легко, как и женщины (такие же уродливые, как и он, за исключением Натальи Гончаровой, на которой он и прокололся). Стихи у него были гениальные и веселые, и не надо биться в конвульсиях над каждой строчкой – веселое не предполагает пиетета. И читать его надо легко, не соотнося эту поэзию со всякими «колеблемыми треножниками» и «нашим всем». А если не хочется – то не надо его читать, равнодушие к его поэзии – не преступление. И не надо преподносить сильное детское впечатление от его стихов как доказательство поэтичности своей натуры. Я во втором классе Кафку прочитала – впечатление тоже было зашибись, но разве это что-то доказывает?
Короче, надо чаще смеяться, Марьиванна.
И еще – никто его «на снег» не заманивал, чтобы убить. Дантес имел столько же шансов погибнуть. Шепотом добавлю, вспомнив одного замечательного толкователя Талмуда: Дантес для Бога был равен Пушкину, он был такой же самоценной человеческой особью, наделенной душой и телом, по образу и подобию (далее – везде). Никакого непоправимого ущерба русской литературе и лично вашей, Марьиванна, душе Дантес не нанес – такая уж была у Пушкина судьба. История не знает сослагательного наклонения.
А еще, Марьиванна, был такой поэт Баратынский, который стоял наравне с Пушкиным, но над ним биться в конвульсиях отчего-то не принято. И в школах марьиванны (это у нас такое общее наименование училки – увы и ах вам, госпожа Цветаева) не заставляют учить его наизусть. А мне он так же близок, как вам - ваш горячо любимый Пушкин. Могу, опять же, почитать наизусть (а мне дорогого стоит стихи наизусть запомнить): «Ты был ли, гордый Рим, земли самовластитель, ты был ли, о свободный Рим…»
Значит, и равные были.
Так чего же все-таки вы колбаситесь, Марьиванна?
