| |||
Душа требовала очищения. Не того, внешнего, косметического, которое достигается ополаскиванием какими бы то ни было водами. А глубинного, внутреннего очищения, подобного очищению вздувшегося гнойника от переполняющей его разложившейся массы... ...А когда стало совсем плохо, явился ОН - монументально неистовый и неистово монументальный мессия БЛИКСА БАРГЕЛЬД. На правах существа, которое на себе испытало, что значит "совсем плохо" и даже ещё хуже, он без наркоза вскрыл мою воспалившуюся душу какой-то ржавой железкой, не глядя вытащенной им из груды металлолома... и ткнул меня лицом в моментально образовавшееся болото... "Хрипи, задыхайся, булькай... но только не глотай, иначе отравишься собственным ядом, умрёшь по-настоящему, и тогда уж точно - никакой надежды..." А вокруг что-то лязгало, гремело и скрежетало, постепенно упорядочиваясь и складываясь в какую-то картину какого-то мира. И по мере того, как металлический шабаш плавно и незаметно перетекал в чарующую неоклассическую мелодию, всё менялось: истекающий из распанаханной души вязкий тлен превращался в прозрачный, наконец-то омывающий поток, конвульсии - в безвольное, почти безжизненное покачивание на волнах, а безжалостный инфернальный экзекутор - в прекрасного... то ли спасателя-на-водах, то ли вообще спасителя... Но привычная для человеческого слуха мелодия, истончившись в струну, лопнула с металлическим звоном; звон разросся, заполнив собой все мыслимые и немыслимые пределы, и распался на составляющие. И посреди этих составляющих, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха, - словно только что появившийся на свет невезучий младенец, - валялось тело моей души. Для дыхания нужен был крик, а для того, чтобы закричать - необходимо было вздохнуть... Круг замкнулся... Но Бликса Баргельд разомкнул его - возопив так, словно своими собственными руками выдирал из себя свою собственную жизнь. Это была симфония крика: то пронзительный вопль острой стрелой взвивался ввысь, пробивая мой череп, чтобы дать мозгу приток воздуха извне, то звериное рычание мощной лавиной устремлялось вниз, распирая мою грудную клетку, чтобы лёгкие развернулись и заполнились воздухом изнутри, то предсмертный хрип захлёбывался кровью в коммуникациях моих артерий, стараясь против течения добраться до заглохшего сердца, чтобы заставить его биться вновь... И сердце души забилось! Так состоялось моё очередное второе рождение. ...А потом душа познала другие ипостаси звучания удивительного инструмента под названием голос Бликсы Баргельда: и нежный, трепетно-застенчивый баритон, от которого что-то болезненно замирает в груди, и глубокий раскатистый бас, вызывающий органную вибрацию в рёбрах, и звенящий всё тем же металлом "белый звук", не имеющий ничего общего с пресловутым серебром, и безмятежное ровное молчание, становящееся важной частью композиции... - всё то, на чём предшествующее агоническое действо не смогло оставить ни малейшей зазубрины... Вокальные способности?! Нет, Г-споди, акустические возможности! *** ...Душа стремилась сказать что-то в ответ. Однако даже самого искреннего и горячего "спасибо", посланного в пространство и время, для неё было слишком мало. Ей хотелось воспеть в стихах... Но, в противоположность известному, в начале не было слова - такого слова, которое рифмовалось бы с фамилией Баргельд. Поэтому душа стала подпевать. И ей открылось, что стихи, созданные Бликсой Баргельдом, так же парадоксальны, как и его музыка. Нагорный Карабах, который оказывается вовсе не Нагорным Карабахом; сексуальная тишина, которая, на самом деле, сексуальна с точностью до наоборот; сад, который кажется Эдемским до тех пор, пока в нём не раздастся истошный крик, полный отчаянья и боли - вот, что открылось изумлённой душе в этих стихах. Это, многое другое и, - главное! - то, что Susej не имеет никакого отношения к женщине по имени Сьюзи... "Сузей"... Слова песни ожидаемо складывались в строки, а из строк неожиданно сложился портрет... Сюрреалистичекий, а потому, - к невольному испугу души, его разглядевшей, - особенно точный портрет маниакального демоноида Ника Кейва. Того, кому её спаситель Бликса Баргельд посвятил двадцать лет своей бесценной жизни. Того, кто однажды, вцепившись в плечо этого спасителя, почти на коленях молил о помощи... Портрет ещё одной спасённой души, от которой Бликсе Баргельду, в конце концов, пришлось спасаться самому... "Это разговор между мною нынешним и мною прежним", - попытался успокоить взволнованную душу Бликса Баргельд... "А разве ты сам когда-то не согласился с тем, что Ник Кейв суть твоё Альтер Эго? - возразила душа... - И разве среди той горы черепов, о которой ты говоришь, нет черепа бедняжки Элайзы Дэй, чью смерть я оплакиваю всякий раз, когда слышу, как ты поёшь её партию?.." "Но ведь сам я - не Элайза Дэй, - снова пытается утешить смятённую душу Бликса Баргельд, - именно для того, чтобы показать это, я и пел ту партию, заглядывая в книжку, будто не знаю слов наизусть!" "Но разве однажды ты не выбросил эту книжку перед тем, как сказать и повторить, что тебя звали Элайза Дэй? Ты бросил её через плечо так неожиданно и резко, что у меня заболело сердце... И вместо книжки - бережно взял в руку перебинтованную ладонь своего маньяка. А в другой руке ты держал полученный от него красный цветок... И тогда я умерла вместе с Элайзой Дэй - вместе с тобой... прежним. А если Прежний ты умер, значит ты Нынешний не можешь вести диалога с Прежним собой, и ведёшь его именно с ним - своим, принародно признанным, Альтер Эго. Это именно он, в твоём воображении, спрашивает, сохранилось ли у тебя хоть что-то от него, и ему ты готов ответить, что всё, оставшееся от тебя самого, связано только с ним. Это именно ему ты признаёшься в том, что каждую свою песню поёшь, доводя себя до потери пульса - словно это его песня. Это именно его ты просишь спуститься с нагромождённой им горы черепов (...прихватив с собой череп несчастной Элайзы Дэй?..) и ему объясняешь, как найти дорогу (...к тебе?..). Это именно ему ты приказывашь прогнать сопровождающих его волхвов (...потому что ни один из них не может сравниться с тобой в могуществе?..). Это именно его ты убеждаешь в том, что вы вместе должны обратить время вспять. И его зовёшь пойти домой - с тобой вдвоём... - ведь после твоего исхода он крикнул тебе вслед, что не хочет видеть тебя, ибо всё ещё любит... Сузей - это не женщина по имени Сьюзи. Это Jesus, чьё имя начертано тобой справа налево и произнесено от конца к началу. Но разве мог Иисус воздвигнуть эту гору из черепов? Мог - если он не кроткий проповедник Христос, а жестокий убийца Навин! И свою вывернутую наизнанку аллилуйю ты поёшь всё тому же метафорическому Иисусу "анти-ХристУ" Навину, которого, противореча Писанию, хочешь отвести домой - вместо того, чтобы снова позволить ему быть проводником. "Айулилла! Сузей...", - справа налево, от конца к началу, против течения крови в коммуникациях моих артерий, вопреки инстинкту самосохранения, некогда заставившему тебя покинуть одну из спасённых тобой душ, для которой ты был божеством и охранительной крепостью... "Айулилла! Сузей..." - магическая формула, с помощью которой ты надеешься обернуть время вспять (...чтобы вновь оказаться, "там, где растут дикие розы"?.. НЕ НАДО! Пожалуйста...)." |