Я так долго смотрела на солнце, что оно съёжилось, почернело и, тяжёлым каучуковым шаром, упало мне в руки. Но я была ещё слишком слабой для того, чтобы удержать его вес. Поэтому, сбив меня с ног, это холодное, мёртвое солнце покатилось по земле, подобно мячу олламалицли, которым вдохновенные, мудрые ацтеки проламывали друг другу черепа во имя Жизни и Света.
Оно росло, как снежный ком, подминая под себя вековые сосны, словно сухую траву, и расплёскивая древние озёра, словно лужицы, оставшиеся после небольшого дождя в ямках звериных следов.
И не было на земле силы, которая смогла бы остановить неумолимое движение этой упругой сферической черноты, перезрелым плодом сорвавшейся с ещё недавно синего, а сейчас - тёмно-багрового неба.
Но, придавленное своей собственной, непомерно возросшей тяжестью, оно, внезапно, прекратилось само.
Между нами было расстояние, равное моему полусумасшедшему взгляду.
И - вновь - я так долго смотрела на это, теперь уже бывшее, солнце, что оно изменило свои очертания, став похожим не то на храм Пернатого Змея Кецалькоатля в поверженном Теночтитлане, не то на Катакомбы Памяти Бруннен-Джи, стерегущие зловещий покой покинутого Брунниса.
И тогда я почувствовала, что отрываюсь от земли и поднимаюсь туда, где больше не было солнца. И чем выше я возносилась, тем синей становилось небо, потому что всё ярче сиял золотой медальон на моей груди, заменяя собой угасшее светило. А вселенский холод пронизывал каждую клетку моего тела,
наделяя меня бессмертием и вечной молодостью.
Наконец, достигнув неведомой тверди, я взошла на ожидающий меня престол и произнесла свои первые слова:
У Времени есть начало.
У Времени есть конец.
И когда Время подходит к концу,
Оно начинается снова.
